Юбилей МАРХИ
75-ЛЕТИЕ МОСКОВСКОГО АРХИТЕКТУРНОГО ИНСТИТУТА
Поздравление от Президента Российской Федерации Д.А. Медведева | Поздравление от Министерства Культуры Российской Федерации | Поздравление от Рособразования |
Поздравления Префекта ЦАО г. Москвы С.Л. Байдакова | Поздравение Председателя Комитета по Культурному наследию города Москвы В.А. Шевчука | Поздравления от А.Д. Косована |
...от института имени И.Е.Репина | ...от Училища имени С.Г.Строганова | ...от МГАХИ имени В.И.Сурикова |
от Казахской ГАСА | от Киевского Национального Университета | от Международной Академии Архитектуры |
Может быть, странно праздновать 75-летний юбилей МАРХИ вскоре после того, как мы отметили 250-летие той архитектурной школы, традиции которой институт продолжает. По крайней мере, так может показаться на первый и поверхностный взгляд на события, сформировавшие Московский архитектурный институт. На самом деле, дата, которую мы отмечаем, существенна как для развития нашей школы, так и для истории отечественной и, не побоюсь сказать, истории архитектуры ХХ столетия.
1933 год – несомненный перелом в истории нашей архитектуры. «Громовая революционная симфония», как однажды назвал российский авангард Константин Мельников, к этому моменту отзвучала. Трагическая логика этого события была неизбежной. Игорь Северянин написал о том, что происходило тогда: «…вернуться в дом Россия ищет троп…». И, правда, в том числе и в отечественной архитектуре происходил процесс расставания со стремлением к радикальному обновлению, шла консолидация прошлых и недавних достижений, пред и пост революционных явлений. Собственно в необходимости новой исторической оценки значения отмечаемой даты и заключен, на мой взгляд, смысл юбилея.
Не гибель архитектуры русского авангарда празднуем мы, а то, что многое из его ментальности и настроений удалось спасти. В архитектурной области в очень большой степени - благодаря созданию с использованием наследия ВХУТЕМАСа Московского архитектурного института и формирования особого профессионального подхода, целью которого с самого начала была попытка вложить в душу студента два наследия: авангарда и классики. Мы и сегодня в теперешнем учебном процессе МАРХИ можем найти и то, и другое – пропедевтику пространства и академический античный идеал.
В Москве середины 1930-х годов, именно в нашем институте, было найдено непротиворечивое, неэклектичное соединение этих двух начал, с прибавлением нового инженерного опыта и результатов синтеза искусств в рамках зодчества, равно свойственных двум направлениям, но по-разному понимаемых авангардом и классикой. По существу, был создан метод универсальной архитектуры, осуществлено стремление, рожденное культурой Серебряного века. «Нам внятно все» - сказал за двадцать лет до этого момента Александр Блок. В архитектурной культуре нашей страны, создававшейся в МАРХИ, этот лозунг осуществился как творческая реальность педагогики, предназначенной для репродукции универсальной архитектуры будущим поколениям зодчих.
Три источника педагогического творчества: традиционное, идущие от академических петербургских корней архитектурное образование, наследие поисков и исследования новой формы, обладающей экспрессией авангарда, и методики строительной практики, связанной с техническими специальностями, слились тогда воедино, составив суть специфики МАРХИ.
Поиски гармонии в этом соединении различных начал архитектуры на протяжении последующих трех четвертей века и составляли контрапункт истории Московского архитектурного института.
Достижением 1930-х годов было внедрение в учебный процесс, научную жизнь и каждодневный обиход института подлинной культуры российской интеллигенции. Это касалось не только ее профессиональных аспектов, художественных, научных и университетских, но, прежде всего отношения к своему делу, к его передаче студентам. Облик, речь, художественное дарование, ораторское искусство, мастерство поведенческого жеста, в целом артистизм и интеллектуальная широта преподавателей создавали исключительную атмосферу, которая воспитывала студентов не менее упражнений или лекций.
Достаточно вспомнить А.Г. Габричевского, основателя дисциплин исторического цикла. Его труды и взгляды достаточно хорошо изучены и сегодня признаны одним из высших достижений российской гуманитарной науки ХХ века. Иное дело, например, - В.П. Зубов. Только сегодня благодаря публикации его дочерью профессором нашего института М.В. Зубовой архива своего отца раскрывается его гениальное дарование, что у нас начинают признавать только сегодня, а по его редким публикациям, просочившимся заграницу, было признано полвека назад европейским сообществом историков искусства и архитектуры.
Моя мечта, как историка, подробно рассказать истории жизни и работы всех людей, пребывавших в Московском архитектурном институте, но это задача еще одного многотомника, который мы постепенно будем делать, как я надеюсь. В МАРХИ за протекшие годы сложилась своя мифология, и роль олимпийских божеств в ней играют Б.Г. Бархин, Г.Я. Мовчан, А.В. Бунин и многие поколения мастеров и мыслителей, отдавших часть себя педагогике и составляющих славу нашего института. Мы не всегда в достаточной мере оцениваем влияние на жизнь института того времени И.В. Жолтовского. Его метод «оживления классики» был едвали не самым впечатляющим из всей палитры историзма в зодчестве середины ХХ столетия. Присутствие этого мастера и его учеников заставляло воспринимать как живые идеи Возрождения, и в тоже время, подобно им, позволять себе эксперименты с классическими приемами.
Творческое напряжение авангарда не угасало в Московском архитектурном институте на протяжении всех 75 лет, и, надеюсь, что не угаснет. В особой степени мы связаны с ним, благодаря работавшим в МАРХИ Кринскому, Ламцову, Туркусу. Мне пришлось учиться у М.А. Туркуса. Он до последних лет своей долгой жизни сохранил истинную страсть к объемно-пространственной композиции, и умел привить это чувство студентам. А, кроме того, мастера его поколения учили лаконизму хорошего вкуса и именно воспитание художественного вкуса стало отличительной чертой обучения в МАРХИ.
Значение послевоенного времени в истории института было отмечено расцветом создания классических архитектурных образов. Триумф победы, подаривший студентам особое восприятие мира, создал в МАРХИ одну из великих классических архитектурных утопий. Ее размах и художественное качество вполне сопоставимы, например, с проектами на соискание Римских премий Французской академии архитектуры, создававшимися накануне Великой французской революции. В МАРХИ рождались радикально иные образы классики, чем в проектах учеников Леду и Булле, но не менее увлекательные. Перенявшие от Ар Деко насыщенную декоративность, они сохраняли смелость трансформации античных форм, достойную эпохи авангарда, и в то же время основывались на скрупулезном и чувственном знании ордера во всем его неистощимом богатстве.
Мы и сегодня сохранили интерес к ордеру, и я надеюсь, что он будет в МАРХИ развиваться, – что бы не было, поскольку, как мне кажется, навсегда останутся справедливыми слова Александра Блока: «А виноградные пустыни, дома и люди // Все гроба. //Лишь медь торжественной латыни // Поет на плитах, как труба...»
Роль периода Оттепели, конца 1950-х и 1960-х годов, также была исключительно важной в истории нашего института и его архитектуры. Существенно, что ректором в тот момент был И.С. Николаев. Среди шедевров русского авангарда возведенный им Дом-коммуна Текстильного института, непременно, должна быть названа в первом десятке. Этому зданию, к тому же, очень повезло – сейчас она стало примером первой подлинно научной реставрации памятников современной архитектуры.
В эпоху Оттепели институт испытал шок индустриализации отечественной архитектуры, но он, к счастью, был смягчен выжившими в среди преподавателей традициями авангарда. В МАРХИ практически сразу же стали искать пути творческого осмысления новых строительных методов, способы связать их с надеждой на новое устройство жизни, в конечном итоге с тем же, что питало и авангард - возможностью своими усилиями, хотя бы в проектах, построить лучший мир. Прозрачность, ясность, цельность такого мира была достигнута тогдашними студентами института, прежде всего в проектах группы НЭРа, что обязательно должно войти в историю архитектуры ХХ столетия.
В ходе брежневской эпохи, «эпохи застоя», предшествовавшей распаду СССР, в МАРХИ застоя не наблюдалось. Напротив, монументализации архитектуры открыло пути к новой образности создававшихся студентами и преподавателями проектов. В институте того времени напливалось стремление к воплощению мечты о возвращении архитектуре качеств искусства, что предшествовало рождению «бумажной архитектуры».
В то же время и в период «Оттепели» и во время «застоя» в МАРХИ происходил процесс приближения творческой направленности института к тем художественным процессам, которыми жило мировое зодчество. С помощью журналов и трудно достававшихся книг, благодаря впечатлениям от поездок преподавателей зарубеж студенческое творчество в нашем институте связывалось с интернациональными тенденциями, хотя в МАРХИ всегда сохранялось значительное своеобразие, что привлекало во все большей степени внимание иностранных архитектурных школ.
В МАРХИ, точнее, в Московской школе зодчества на протяжении всей ее долгой истории создавались архитектурные утопии, мечты о лучшем мире, возникшем благодаря преобразованию зримого облика пространственной среды: от неисполненных проектов барочной Москвы Д. Ухтомского до бумажной архитектуры конца ХХ века.
«Бумажная архитектура» второй половины 1980-х – начала 1990-х годов принадлежит к числу явлений, родившихся в МАРХИ и прочно вошедших в историю мирового зодчества ХХ века. Это был не только и не столько протест против «панельной скуки», сколько стремление выразить отчетливое противоречие между художественным настроением активной части студентов и практикой, а, кроме того, найти более адекватную и универсальную замену постмодернизму. На мой взгляд, творческие идеи наших «бумажников» были глубже, чем эксперименты многих западных постмодернистов и находили более естественные методы совместного использования классического наследия, цитат авангарда и рождавшихся тогда принципов отечественного актуального искусства.
Сегодня МАРХИ остается архитектурной школой, ориентированной, прежде всего, на создание новых художественных идей во всех областях зодчества. Мы гордимся сложной и многосторонней учебной программой, в которой вокруг архитектурного проектирования группируются художественные, инженерные и гуманитарные дисциплины, и твердо надеемся на сохранение традиций института, в первую очередь, традиции создавать новое, стремясь опередить будни ради будущего.
Некоторые его контуры, как кажется, выявляются уже сегодня. Это и экологичность, информационность и, что, вероятно, важнее, единство с языком актуального изобразительного искусства, а, кроме того, сохранение важности открытий русского авангарда. Взаимодействие ценной исторической среды и неоавангарда часто бывает привлекательным, как бы «раскачивающим качели» восприятия до такой степени, что захватывает дух. Это обогащает город и его архитектуру, а зодчих - заставляет мыслить и оттачивает вкус. Недаром три четверти дипломов в МАРХИ посвящены реконструкции – по существу, установлению соотношения старого и нового.
И все же, кроме этого, мы ждем от студентов и их руководителей поисков новых форм авангарда. Мир архитектурной педагогики по своему характеру принадлежит будущему, и оно должно быть по-настоящему новым. Новые задачи института связаны как с изменением нашей профессии во всем мире, так и с реформами, происходящими в нашей стране. Сегодня архитектура становится все более наукоемкой. В идеале в МАРХИ должны объединиться творческий центр и исследовательский университет. Тогда и судьба, и престиж института будут в безопасности, и мы сохраним наследие тех 75 лет, в течение которых сообщество зодчих на Рождественке именовалось Московским архитектурным институтом.
Д.О. Швидковский